160
миг". Первая глава... Впрочем, начнем со стихов:
...По волнам веселой водки
Я ныряла среди теней.
Счеловеченных неловко...
Естественно, после хорошей пьянки наступает тяжелое пробуждение – так называется вторая часть:
Заката острая игла
Кровавая накалена
Прямо в сердце впиться хочет,
В сердце, слабое со сна...
Оказавшийся рядом мужчина кажется еще более чужим, чем мертвец.
Глава третья говорит сама за себя:
О несданые бутылки,
Обниму вас, соберу вас,
Ваши шеи и затылки
С вами я спущусь в подвал...
Где очередь стоит
Обиженным ребенком.
Бог тоже там, но он пока молчит,
Хоть слышит он молитву из бочонка...
Кажется, что все это написано нетвердой рукой в период тяжелого похмелья:
Ночью проснулась от крика –
Да это же мне подпиливают переносицу...
Стихи, как видим, очень сомнительного поэтического свойства. Здесь все – и нарочитый отказ от ритма /плохо рифмованная проза/, и претенциозные заглавия и подзаголовки, и экзотические примечание, и многое другое – говорит лишь о стремлении поэтессы к оригинальности, которая на деле оказывается оригинальничаньем. Но и водочные мотивы, и хмельное настроение оказывается /зачеркнуто П. С. Выходцевым/ выглядят детской игрой по сравнению с главным – когда автор вдруг вспоминает, о том, где и среди кого она живет. Стихотворение, которое озаглавлено "Бурлюк", заканчивается строчками:
Давид кубический приплыл
В страну квадратных подпородков /?! – П. В./
И матюгнулся, но купил
Забвенье куклою в коробке,
Забвенье в склепе словарином,
А память в звоне комарином. /с.364/