155
другое стихотворения/. Герой этот, несомненно, городской житель, несколько тягостно чувствующий себя на свежем воздухе, на природе, которую он жеманно именует пленером. Похожи на плохой перевод с французского и такие строчки: "себя в траве лежать оставив", "глаза лица", "лицо целую в темя головы" и мн. др. Здесь, как говориться, комментарии излишни.
Природа, что она? Подстрочник
с языков неба? и Орфей
не сочинитель, не Орфей
а Гнедич, Кашкин, переводчик?
/"Сонет в Игарку", с. 15/
Нередко возникает мысль, что книжная культура чересчур давит поэта.
/ЗАЧЕРКНУТО В ПОДЛИННИКЕ САМИМ П. С. ВЫХОДЦЕВЫМ – см. оригинал/
Не удивительными покажутся читателю признания в том, что "люди ему не чета" /с. 37/, что, оставшись наедине с собой, поэт "Возводит себя в сан бога" /с. 38/, что "цезарь сам" /с. 33/ и т. д. и т. д.
Вот, к примеру, стихотворение, которое озаглавлено "Осень 1968 года":
Прислонившийся к дубу дверей,
Вижу медь пухового оркестра,
Темный лак, и карет, и коней,
от мундиров, шелков и ливрей
здесь в саду и тревожно и тесно.
Только нет ни того, ни того,
только шум тишины листопада,
ну, да Боже мой, что еще надо,
ведь иначе и быть не могло!
Можно спорить, насколько удачно или неудачно здесь автор имитирует раннего Пастернака, но совершенно бесспорно то, что и ему хочется, подобно О. Мандельштаму и Б. Пастернаку, ввести читателя в этот по-своему интересный мир. Но при ближайшем рассмотрении – /ЗАЧЕРКНУТО П. С. В./ знакомстве со стихами Л. Аронзона выясняется, что культура