153
Но, решил я, не станут же люди ради столь наивной цели так настойчиво пробиваться к читателю через издательство. Вероятно, по молодости, в ущерб так называемому мастерству, они стремятся сказать читателю, надеясь на его великодушие и снисходительность, нечто интересное, важное, о жизни, о себе, о современности. В таких случаях надо по достоинству ценить благородные молодые порывы.
И я, постоянно спотыкаясь о языковую неуклюжесть, неряшливость, претенциозность, стая все же пробираться к смыслу отдельных произведений сборника в целом. "Лепта" оказалась не столько коварной сколько откровенно рассчитанной на простаков. "Бойтесь данайцев, дары приносящих!"
Мне показалось, что этот увесистый том попал ко мне по ошибке, что каким-то образом у меня в руках оказался эмигрантский сборник 20-х годов или некая самиздатская литература[1], а никак не произведен молодых современных поэтов. Посудите сами:
Утратив задушевность слога,
Я отношусь к писанью строго
И Бога светлые слова связую
дабы тронуть вас
не созерцаньем вечной пытки
иль тяжбы с властью и людьми:
примите си труды мои
как стародавнюю попытку
витыми тропами стиха,
приняв личину пастуха,
идти туда, где нет погоды,
где только Я передо мной,
внутри поэзии самой
открыть гармонию природы... /с. 22/
И год написания № – 1967! Но, может быть, я сужу слишком рано и мое первое впечатление обманчиво? Читаем дальше. Вот первые строчки других стихотворений Леонида Аронзона: "Печально как-то в Петербурге..." /с. 34/, "Увы, живу, Мертвецки мертв..." /с. 36/, "Как хорошо в покинутых местах! Покинутых людьми, но не богами" /с. 37/ и т. д.
1. Форма косвенного доноса. Смысл слов "эмигрантский сборник или некая самиздатская литература" в применении не к "сборнику" в целом а к авторам "Лепты" обретает другое словесное выражение: "Все они /32 человека/ внутренние эмигранты, люди, фабрикующие самиздат"! Чем же аргументируется обвинение во "внутренней эмиграции", которое для каждого из авторов "Лепты" может иметь катастрофические последствия? Следующими строками покойного Леонида Аронзона:
Я отношусь к писанью строго... и т. д. до "природы"
/цитата приведена полностью вторично, вслед за Выходцевым/.
Поэт, который связует "Бога светлые слова", /разве употребление слова Бог – непреложное свидетельство причастности поэзии к эмиграции или самиздату?/, но не для того, чтобы "заниматься тяжбой с властью и людьми", но для того, чтобы "внутри поэзии самой открыть гармонию природы". Каким же это образом искренний поиск гармонии приравнивается к эмиграции и политической деятельности? Или в попытке тронуть читателя гармоническим единством природы и стихового слова содержаться вредный и разрушительный для государства призыв? Или то, что поэт относится "к писанью строго", предполагает его чужесть заботам и проблемам страны, где он живет? На эти вопросы хотелось бы получить вразумительный ответ, в противном случае придется предположить, что заслуженный, с солидным положением и в изрядном возрасте человек сознательно вводит в заблуждение редакцию солидного издательства, совершая таким образом действие, которое подпадает под существующий уголовный кодекс; авторы "Лепты" имеют основания возбудить против рецензента судебное дело как жертвы заведомой, ни на чем не основанной клеветы.