125
проникнут пафосом этого момента. Однако, пафос увлекает его чересчур далеко.
Как уже говорилось в предыдущей нашей статье, каждый художественный метод претендует на полноту власти над реальностью, обладая лишь частичным знанием о нем. В этом смысле каждый метод демоничен. Его демоничность сказывается в первую очередь в том, что он обрекает на потустороннее существование тех, кто принадлежит отбрасываемой им тени и живет в ней. Он погружает в художественное небытие многих, ранее творивших художников вместе с явленной ими реальностью. Подобно тому, как погружаются в ночь целые страны вместе с живущими в них людьми.
Поэтому, каждый истинный художник несомненно чувствует вину, состоящую уже в том, что он творит так, а не иначе. К сознанию этой вины можно отнестись по-разному. Можно, скажем, искать в нем дополнительный источник творческой экзальтации в ницшеанском или даже садистическом духе. Но можно также испытать стремление искупить свою вину, и это стремление часто служило, по-видимому, источником переломов в художественном творчестве, т. е. того опыта понимания собственного метода, о котором говорилось выше.
Однако, необходимо внести ясность в следующее обстоятельство. Существование того или иного художника в тени господствующего художественного метода отнюдь не означает забвения его критикой. Его имя может фигурировать в работах по истории искусства сколь угодно часто, и все же он остается на теневой стороне самого творческого акта, как он совершается здесь и сейчас. Подлинное возрождение забытого художника, "выведение его из ада" вовсе не означает появления в печати монографии о его творчестве, но возвращение