You are here

View Collections

Primary tabs

Pages

13
12 12         "   "   " ............................... Таким образом, религиозная картина мира представляет собой ряд концентрических кругов, в центре которых находится соль земли – Церковь Христова, и в этом центре есть еще одна центральная /для нас с Вами/ точка – восточная, православная Церковь, как сохранившая евангельское учение в наиболее чистом виде, избегнувшая рационализма и не впавшая в мистические крайности. Каким образом Церковь может остаться в связи с миром, со всеми перечисленными выше религиозными и атеистическими воззрениями? Ответ на этот вопрос ясен: связующим звеном является любовь к людям, любовь деятельная, активная, сострадающая. Христианин не может и не должен замыкаться в своей скорлупе, - из всех борцов за правду, за справедливость он должен быть самым активным, самым самоотверженным, самым смелым. Какого христианина следует считать самым православным, т. е. самым ревностным, самым близким к Богу? Того, кто больше любит, кто наиболее преуспевает в любви к Богу и к людям. Так христианство становится христианством для всех – слугой, матерью, другом для всех. Быть может, Вы читали роман Ганса Фаллады "Каждый умирает в одиночку". Этот роман описывает быт фашистской Германии. Действие происходит в фашистской тюрьме. Узники – антифашисты, и среди них девушка, воспитанная совершенно в безрелигиозном духе. Как замечает автор, выражение "Бог с тобой" было аналогично
14
13 13           для нее выражению "шут с тобой". И вот, появляется пастор – тюремный пастор, который живет впроголодь, болеет чахоткой и, подвергаясь смертельному риску, помогает заключенным антифашистам. Он дает девушке Евангелие, оно не производит на нее никакого впечатления. И здесь фраза: "Но если Иисус из Назарета не покорил ее сердце, то Его служитель пастор полностью завоевал ее сердце своей добротой"................   ...................................................................   Мне приходилось видеть людей, которые не понимали Л. Н. Толстого и Достоевского, но никогда не приходилось видеть человека, который смеялся бы над доктором Гаазом, над проф. Пироговым, над декабристками М. Н. Волконской и Екат. Трубецкой.   И здесь глубокий смысл евангельского изречения из предсмертной беседы Спасителя: "Потому и узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собой". А что будет, если любви не будет? Будет то, о чем также говорит Христос: "Соль потеряет силу и сделается годною только на то, чтобы бросить ее на попрание людям".   Проповедь деятельной любви должна стать основой Церкви. ............................................   Сентябрь 1972.
15
14 14       "  "  "   Дорогой Е.!   Перечитал Ваши письма по теме "Христианство для всех". По теме, но не на тему. Объяснюсь на примере Вашей схемы, где Вы ставите в центре человечества Восточную Церковь, а вокруг нее в концентрических окружностях располагаете последовательно католиков, протестантов, толстовцев, монотеистов других религий, пантеистов и, наконец, добрых атеистов. Схема унылая и, к счастью, абсурдная. Ибо получается так, например, что православный Иван Грозный оказывается в центре, а индуист Ганди – где-то совсем далеко на окружности. Нет – уж если рисовать, то Центр человечества доброй воли есть Божественный Человек. А кто фактически к Нему ближе – это можно видеть только по тому принципу, который Вы указали. ЛЮБОВЬ – какое священное и какое испорченное слово. Милосердие, стремление к духовной красоте – вот Христианство для всех. ........................................................................................................... А.   Август 1973.2?
16
15 15           "   "   " Из письма от Д.:   Дорогой А.! ........................................... Я понимаю "Христианство для всех" как общий долг всех членов христианской церкви заботиться о привлечении ко Христу всех людей. Признаться мне не нравится выбранный Вами термин. "Христианство для всех" звучит как "знания всем" или "антирелигиозную пропаганду в массы". В этих словах есть привкус дешевой распродажи, распространения второсортности. У нас есть хороший опыт удешевленного образования для всех /от рабфаков до народных университетов/. Вы же сами правильно пишете об элитарности христианства. Вера Христова доступна каждому, но достигается не дешевым просветительством, но подвигом непрерывного горения. Лучше было бы говорить про "Общечеловечность христианства". Тема текущей переписки еще уже – фактически речь едет о пути ко Христу людей доброй воли, не обладающих верой. О том, как им помочь осознать собственное отношение ко Христу /а именно это и есть ключевое место нашей веры/ и приблизиться к Нему. .........................................................   Май 1972.
17
16 16           "   "   "   Дорогой Д.! В нашей переписке был большой перерыв. Передаю Вам послание моего друга Б. – ответ на Ваше прошлогоднее письмо. Со своей стороны замечу, что Вы не первый не поняли тему "Христианство для всех". Название это действительно может ввести в заблуждение, когда читатель недостаточно внимательно знакомится с постановкой проблемы. Речь не о том – как нам проповедовать Христианство. Тут дело ясное: ПРОПОВЕДЫВАТЬ христианство сегодня можно только личным примером христианской ЖИЗНИ. Но независимо от этого у каждого из нас, плохих или хороших христиан, есть очень важная задача – уметь достойно РАССКАЗАТЬ о Христианстве тем, кто всерьез им интересуется. Интерес возрастает, а мы продолжаем повторять пошлости. Здесь возникают трудные, для нас самих очень трудные проблемы современного религиозного сознания. И вот, только одна из этих проблем – универсальность Христианства. Только одну эту тему я и имел в виду под наименованием "Христианства для всех". Христианство веры – не для всех, это ясно. Христианство надежды /советую Вам не смеяться над ним/ - конечно, тоже далеко не для всех. Но возможно еще более широкое и, что самое главное, более ГЛУБОКОЕ понимание Христианства, как направление воли. Бывают вдохновляющие явления, когда не только
18
17 17             исповедники других религий, но и атеисты, можно сказать это без всякой натяжки на парадокс – проповедуют нам Христианство, свое неосознанное практическое Христианство воли. Имею в виду не одни только исключительные примеры мученичества или другого высокого подвига – нет, самое простое и повседневное. Среди наших друзей и родных мы знаем и можем назвать по именам просто "хороших" людей, которые причисляют себя к неверующим, а на деле, и притом в самых важных, решающих ситуациях поступают совершенно так, как если бы они были самые что ни на есть "практикующие католики". Вот сейчас мне живо воображается один, второй, третий такой человек. Не хочется называть его неверующим: в сущности это агностик, который не доверяет нашим сомнительным разглагольствованиям о Боге. А своя религиозная интуиция у него глубоко сокрыта. Но с мужественной печатью он на деле осуществляет принцип, который только в Христианстве может иметь основание: ДОСТОЙНО ЖИТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТИ.   Что это? Неужели только последняя затухающая инерция церковного воспитания прошлых поколений? Или же не только эго, но и пребывающая благодать, таинственное действие Духа Христова в человечестве – во всем человечестве доброй воли. Если так, то это и есть Христианство для всех.   А.   Август 1973.
19
18 18               "  "  " Уважаемый Д.! Вам не понравилось название нашей темы. Хорошо бы предложить другое. Возможно, наше не вполне удачно. Главное, однако, не как мы называем, а как понимаем нашу тему. И здесь хотелось бы кое-что заметить в связи с Вашим письмом. Мне не угадать подробности Вашей идеи об "апостольстве мирян", но через все Ваше письмо проходит характерное понимание о возможности разговора двух сознаний: верующего и неверующего. Для Вас само собой разумеется, что главное проблемой этого разговора является трудность его физически осуществлять. Главное, что должно делать верующее сознание относительно неверующего, к которому обращается, это как можно больше говорить, перепечатывать катехизис, водить за собой в церковь и т.д. ... Нет сомнений что все это бывает нужно делать. Но бывает, что нужно делать другое. Какой смысл нам переписываться на тему "давайте еще более перепечатывать катехизис и менее переписываться о своем", или приободрять друг друга напоминаниями о необходимости приобщать к церкви? Есть очень серьезная проблема трудности "пройти" в сознание неверующее и сообщиться с ним в вере. Можно сколько угодно твердить фразы из катехизиса, а толку не будет. Перепечатывать – также. Когда мы сообщаемся на духовном уровне, от нас требуется нечто большее, чем просто повторение пусть даже самых высоких истин. Более того: когда там, где от нас требуется внутреннее, оживляющее, творческое усилие, мы вместо этого предаемся повторению фраз, хотя бы из катехизиса, то мы наносим урок приобщению к вере. Ничто так не убивает идею,
20
19 19             веру, как та старательность, от которой эта идея становится вялой, скучной. Опасно сказывать медвежью услугу идее. Я боюсь за себя, что когда я последую Вашему совету и буду пересказывать, – устно или письменно – катехизис, то оттолкну от веры более, чем привлеку к ней. И скажите, о каком катехизисе Вы говорите, когда для блага распространения христианства так уверенно предлагаете его перепечатывать? Дело в том, что на "нашего" читателя очень трудно подобрать катехизис. Признаться я такого не читал. Не знаю, написан ли такой. Еще более сложен вопрос: настолько такой "жанр", как катехизис, подходит сейчас у нас для исповедания веры. А вдруг Ваше письмо подходит более? Тогда не нужно вместо него перепечатывать катехизис. По существу надо заметить следующее /что Вы не замечаете никак/, что есть большая и трудная проблема отношения верующего и неверующего сознаний, миров. Это проблема обоюдного откровения от одного к другому – а не однонаправленного изложения. Не подумайте, что я хочу поставить на один уровень веру и неверие. То, что Вы говорите о существовании качественной грани в веры и неверия, мне кажется верным. Но дело в том, что когда любое, какое угодно сознание хочет глубоко сообщиться с другим оно должно глубоко его и сопереживать, "взять на себя", "войти в его положение". Это не значит отказаться от своего. Когда апостол Павел хотел быть и был для эллина эллином, для иудея иудеем, он отнюдь не "забывал" свою веру". Но надо верить настолько, чтобы свободно и смело идти со своей верой куда угодно решать любые проблемы, поднимать любые переживания. Нужно быть
21
20 20           воистину раскрытым своею верою. Атеистические проблемы и в этом смысле должны быть христианскими проблемами. Христианство должно жить ими. Парадоксально выражаясь /я надеюсь, что буду правильно понят/, - христианство для того, чтобы открываться атеизму, должно жить атеизмом, - должно открыть его для себя. А вот этого откровения еще недостаточно у христианства и христиан. Ещё слишком много неуверенности и неутвержденности христианства, которые заставляют бояться открытости, заставляют прибегать к внешним охранительным самоограничениям ради своей сохранности. Мало сочувствия неверующим людям и много вражды к миру неверия в целом /включая и людей!/, проистекающей из инстинкта самосохранения и даже из гордости. Хотелось бы нам, чтобы как только мы рот раскроем, то начали бы преображаться от этого люди и из неверия в веру переходить. Но нужно оценивать глубину неверия. Это, кстати, поможет нам оценить и глубину веры. У неверия есть свои корни, которые и надо обнаружить. В этих корнях, как в корнях, как в глубоком, необходимо должен быть и религиозный смысл. Одновременно – искаженный. Мы должны стараться найти, выразить и раскрыть для самого человека тот решающий момент, когда его дух искажается в ложь неверия. Вот где предстоит серьезный разговор. Если бы я его начал, то предложил бы сосредоточиться на одной конкретной идее, актуальной и решающей – идее "пессимистической честности". Именно здесь я обнаруживаю фундаментальную идею неверия. Роковым образом связались в голове человека две категории:
22
23
22 22             паразитирующих на единой Правде, должны быть изнутри разоблачены. Но это означает, единым образом, как обнаружение лжи в этих явлениях, так и обнаружение самой Правды. Необходимо внутреннее проникновение в то сознание, к которому обращаемся. Короче говоря, прочитав Ваше письмо, я все-таки решил, что нам думать, выражать и развивать свои мысли, чувства не менее важно, чем перепечатывать катехизис и подталкивать в церковь. Причем думать и чувствовать мы должны абсолютно всерьез. Стоит вопрос об отношении нашей веры к неверию. И глубокое решение этого вопроса подразумевает два, друг друга создающих, движения: мы должны понять неверие, и неверие тогда должно понять нас. Здесь вся проблема проповеди. Когда я понял другого и раскрыл себя ему вполне, то тут в некотором смысле конец всем проблемам – пусть само раскрытое, сама Правда теперь проповедует – ей, Правде, также надо оставить место действия и не занять его, чтобы не соврать притворством, хитростью. Все это означает, что когда мы проникаем в мир неверия, то мы тут же проникаем глубже и в христианство. Конечно же, христианство имеет свою особенную абсолютную законченность. Но такую, которая допускает и требует постоянного углубления. Какая неправда есть в христианских исповеданиях /в том, что мы предлагаем как христианство/, которая затрудняет и соблазняет неверующих? Какие проблемы христианства должны быть иначе изложены, по новому решены, чтобы приблизилось христианство  
24
23 23           к неверующим? Какие есть внутренние противоречия в неверующем сознании, которые можно было бы раскрыть и выявить несостоятельность неверия? Какая есть правда в атеизме, которая и используется ложью в нем для обретения атеизмом соблазняющей, удерживающей силы? Наконец, какая есть прямая правда в неверующем сознании, позволяющая ему сохранить здоровье, хотя бы относительное, иметь свою красоту, свое добро? Последний вопрос я нахожу в теме нашего корреспондента А. . У неверующих есть действительно добрая воля /есть притом и действительное смирение – Ваш аргумент о чувстве греховности может не сработать/, действующая без покровительства христианской веры в них. И эта добрая воля есть явление действительно высокое, даже особенно привлекательное той самоутвержденностью мотивов добра, когда они обходятся без поддержки сознательностью. Такое мощное проявление Правды, каким бывает добрая воля без веры, не может не быть связанным с единой Правдой христианства. Так возникает идея "христианства для всех". Я не стал бы никак посягать на верховное значение веры в душе человека на том основании, что Правда может быть в человеке представлена и отдельным образом. Я не стал бы увлекаться противопоставлением доброй воли и доброй веры. Как раз всего важнее их сопоставление. Добрая воля есть то, что может послужить основанием веры. И что служит подтверждением веры и ее значения. Добрая воля свидетельствует о доброй вере /свидетельствуя о добре/ и призывает к ней. А вера – к вере.

Pages